Предисловие к книге Л. Кривицкого «История европейской ментальности». Том второй. Новое время.

Лев. Уважаемый господин Ли Куан Ю! Вы находитесь далеко от меня, и я не могу непосредственно с Вами общаться. Но я знаю Вас не только как выдающегося политика, но и как проницательнейшего исследователя современных экономических и социальных процессов, происходящих в мире. Недаром Маргарет Тэтчер в своё время говорила, что Вы никогда не ошибаетесь, а Ричард Никсон называл Вас государственным деятелем мирового масштаба. Я же всего лишь скромный либеральный философ, живущий в Беларуси за тысячи километров от Сингапура, «экономическое чудо» в котором Вы в своё время так талантливо инициировали и организовали. В сентябре 2017 года в Национальную библиотеку Беларуси поступила написанная Вами книга: Ю Ли Куан. Мой взгляд на будущее мира. – М.: Альпина-нон-фикшн, 2017. – 446 с.

Меня поразила глубина Ваших суждений, высказанных в этой книге, великолепное знание того, что происходит в различных странах и регионах мира, смелость и оригинальность Ваших прогнозов о дальнейшем развитии национальных, региональных и глобальных социально-экономических и политических систем. Но я заметил во всех Ваших аналитических суждениях, обобщениях и прогнозах один малозаметный, но весьма существенный недостаток. Он заключается, на мой взгляд, в том, что Вы действуете исключительно методом экстраполяции тех тенденций, которые сложились во второй половине ХХ века и действуют сейчас, распространяя на будущее то состояние, в котором находится мир в начале XXI века. Я же как философ истории строю свои прогнозы на цикличности всех исторических процессов и наблюдаю в истории периодическую сменяемость всех сложившихся и кажущихся неизменными тенденций развития.

А поскольку я в настоящее время заканчиваю свою очередную книгу, второй том «Истории европейской ментальности», я решил вступить с Вами в диалог по поводу раздела Вашей книги, посвящённого Вашим взглядам на будущее Европы, к которой географически относится моя родина Беларусь. Это будет спор о будущем Европы. А поскольку непосредственно вызвать Вас на диспут я не могу, то в этом споре я использую тексты из раздела Вашей книги, который называется «Европа: противоречия и закат». Я буду отвечать на фрагменты, заимствованные из Ваших текстов в виде точных цитат, и получится диалог, хотя мы с Вами никогда не встречались и вряд ли когда-нибудь встретимся. Прошу извинить, что я не спрашиваю Вашего согласия на участие в этом диалоге, но издав книгу, Вы как бы заочно дали согласие на дискуссию с Вашими взглядами.

Итак, Вы прогнозируете обострение противоречий в Евросоюзе и его закат в результате нарастания неразрешимых проблем в экономике и прежде всего негативного влияния на неё вхождения 17 стран в еврозону.

Ли. Думаю, что в конце концов результаты введения единой валюты будут признаны неудачными и любые попытки приписать этому проекту какие-либо политические заслуги будут опровергаться суровой действительностью.

Некоторые могут возразить, что Европейский Союз и введение единой евровалюты – успешный проект, поскольку на территории Европы воцарился мир и сотрудничество, а войны навсегда канули в прошлое.

Лев. Я полагаю, что дело не только в этом. Евровалюта сегодня, - одна из резервных мировых валют, обеспеченная всей мощью развитых стран Евросоюза и способная на равных конкурировать с долларом на мировых рынках, служить надёжным платёжным средством и несмотря на некоторое снижение курса по отношению к доллару выступать и в качестве надёжного средства накопления валютных резервов для государств, компаний и граждан. Кроме того, Шенгенская зона и единая евровалюта обеспечивают свободное и лёгкое перемещение людей, рабочей силы, товаров и капиталов по всей территории Евросоюза, поскольку мощь евро, подкреплённая всей мощью Евросоюза, гарантирует конвертируемость евро за пределами еврозоны и его конкурентные преимущества перед ограниченно конвертируемыми национальными валютами.

Конечно, многие европейцы ворчат, вспоминая, как хорошо было в докризисную эпоху, когда в обращении были в Германии марка, во Франции франк и так далее. Да, Евросоюз сегодня испытывает кризис, но проблемы евровалюты являются не причиной, а следствием этого кризиса. Первоисточник кризиса Евросоюза находится не только в противоречиях стран Евросоюза и не в кажущейся неэффективности зоны евро, а в изменившихся условиях международной конкуренции, в которых Европа, да и США, уступают свои позиции прежде всего в промышленной сфере, в реальном секторе экономики. Но это не навсегда. Европа и США обладают столь мощным инновационным потенциалом для дальнейшего развития, что нарастить промышленные мускулы для них – дело только времени и результат изменения экономической стратегии.

Ли. Основная проблема с евро заключается в том, что монетарная интеграция невозможна без финансовой, особенно в регионе с такими разными традициями трудолюбия и финансовой дисциплины, как, скажем, в Германии и Греции. Эта несовместимость в конце концов разрушит систему. Не стоит думать, что трудности, с которыми в последние годы сталкивается европейская валюта, следствие всего лишь неспособности одного или двух европейских государств жить по средствам и попустительского отношения к подобному расточительству со стороны отдельных членов еврозоны. Другими словами, проблемы с евро не результат исторической случайности, которую можно было бы предотвратить, если бы стороны в своё время приняли правильные – более ответственные – решения. Они исторически неизбежны, и их следовало ожидать. Если бы кризис не наступил в 2010 или 2011 г., он бы наступил год спустя, под влиянием других обстоятельств. Следовательно, я не уверен, что евро можно спасти, по крайней мере в его нынешнем виде, сохранив в еврозоне все 17 стран.

Лев. Вы, конечно же, правы, в периоды затяжных кризисов глобального характера ни в чём невозможно быть уверенным. Кто мог в период великой депрессии предугадать приход Гитлера к власти? Многое в исторических процессах носит характер неопределённости и непредсказуемой вероятности, но не потому, что эти процессы вообще не детерминированы, а потому, что детерминирующие их факторы очень многообразны и очень сложно взаимодействуют. Тем не менее вероятность развала еврозоны ничтожно мала. Кроме того, ничто не мешает европейским властям не сегодня, конечно, а на новом витке исторической спирали продолжить финансово-экономическую интеграцию и тем самым укрепить единство Евросоюза, базирующееся на добровольном отказе народов европейских стран от некоторых моментов своего суверенитета и передаче их в сферу полномочий Евросоюза. То, что невозможно сегодня может стать необходимым и общепризнанным завтра.

Вы недаром упомянули Грецию как самое слабое звено еврозоны и Европейского Союза в целом. Сегодня можно говорить о греческом долговом синдроме, который характерен для многих других стран, как внутри Евросоюза, так и вне его. Например, для Беларуси.

Ли. Еврозона напоминает разношёрстную толпу… В странах с более отсталой экономикой правительства под сильнейшим давлением электората вынуждены были сохранять на прежнем уровне или даже увеличивать государственные расходы, несмотря на сокращающиеся налоговые поступления. Дефицит бюджетов покрывался за счёт кредитов на денежных рынках. Тот факт, что эти кредиты могли быть получены по относительно низким ставкам, поскольку они брались в евро, а не, скажем, в драхмах, не препятствовал, а, наоборот, способствовал расточительности. Греки с их колоссальным внешним долгом нагляднее всего демонстрируют нам этот порочный круг.

Евросообществу удалось избежать катастрофы благодаря огромным внешним вливаниям в экономику Греции.

Лев. Когда мы говорим о греческом долговом синдроме, мы должны иметь в виду, что у его истоков лежала слабость демократических институтов в Греции. Уже в древние времена античная Греция подала пример формирования демократических институтов, который до сих пор вдохновляет всех, кому дороги демократические ценности, первоисточником которых была и остаётся именно Европа. Но даже и тогда демократию губила популистская организация этих институтов, позволявшая демагогам овладевать мнением демоса и потакать настроениям толпы. То же повторилось и на современном этапе. Обе соперничавшие политические группировки, придя к власти, попросту подкупали доверие избирателей, безответственно загоняя свою страну в долговую яму по принципу «после меня – хоть потоп». Этот пример должен был бы послужить уроком для всех народов, если бы народы когда-либо учились на уроках истории. К сожалению, в чём-то сходная, хотя и менее безысходная картина наблюдается в самых различных странах юга Европы. И не только юга, и не только Европы. Но ведь долговой кризис был лишь одним из проявлений глобального экономического кризиса, который назревал с 2000 года и начался в 2008 г.

Ли. С наступлением мирового финансового кризиса 2008 г. ситуация обострилась. Дешёвые кредитные деньги иссякли, и падение доверия рынков к кредитоспособности таких стран, как Греция, привело к резкому повышению ставок заимствования. Германия и Европейский центральный банк были вынуждены вмешаться и спасти Грецию от неминуемого банкротства, чтобы остановить распространение долгового кризиса на другие страны еврозоны, находящиеся в ничуть не лучшем положении.

Лев. Вы видите источник долгового кризиса в странах еврозоны главным образом в самом существовании еврозоны. Но долговая удавка национальных экономик распространяется далеко за пределы еврозоны, Евросоюза, Европы и принимает, по существу, также глобальный характер по мере снижения промышленного потенциала различных стран. Следовательно, опасный рост задолженностей, опережающий экономический рост, также является следствием глобальных кризисных процессов, а не существования еврозоны. Напротив, необходимость региональной интеграции, приведшей к образованию Евросоюза и его еврозоны, диктовалась не только потребностью достижения мира в Европе, но и резким обострением международной конкуренции, приведшей, по существу, к экономическим войнам между различными регионами земного шара по поводу притяжения инвестиций и реализации товаров на международных рынках.

Именно Евросоюз был пионером и наиболее успешным примером такой интеграции, лишь после него региональная интеграция стала распространяться в страны Азии, Африки, Латинской и Северной Америки, Евразийского пространства. Евросоюз был эталоном региональной интеграции, но недосягаемым эталоном, поскольку нигде не удавалось достигнуть столь тесной интеграции при учёте национальных интересов различных стран, получения ими взаимных выгод и прочного обеспечения их политической независимости. Казалось, Европа возвращает себе положение и статус мирового лидера, которым пользовалась на протяжении всего Нового времени. Вплоть до двух мировых войн ХХ века. Но вырвавшись из ловушки межимперского противостояния, страны Европы оказались в новой ловушке, о которой мы поговорим позже. Но Вы же прекрасно понимаете, какие огромные возможности открыл перед европейцами, несмотря на нынешний спад интеграционных процессов, именно европейский тип интеграции.

Ли. Интеграция несёт с собой не только гарантии мира, но и множество других возможностей. Объединив усилия и цели, Европа стала бы гораздо более мощной экономической, а главное политической силой на международной арене. Проще говоря, объединённая Европа намного мощнее, чем сумма её отдельных частей. Если бы европейцы пошли по пути интеграции ещё дальше и создали единое министерство финансов и даже единое министерство иностранных дел и министерство обороны, выигрыш в силе был бы поистине огромным.

Лев. Всему своё время. Европейские институты не позволяют двигаться ни в интеграционной сфере, ни в других областях социально-исторического развития дальше, чем это допускают эволюционно назревшие условия и предпосылки, и прежде всего – свободный выбор населения европейских стран. И в этом их огромное преимущество, а не недостаток.

Ли. Посмотрите на американцев. В большинстве своём это вывшие европейцы, которые переехали на другой континент и отказались от прежней национальной идентичности. Если Европа интегрируется в той же степени, она превратится в своего рода Соединённые Штаты Европы и станет достойным конкурентом США. Европа значительно превосходит США по численности населения (500 млн. человек по сравнению с 310 млн. в США) и имеет экономику на одну шестую больше американской. Такая Европа, несомненно, стала бы ведущей мировой сверхдержавой.

Лев. Продвигая интеграцию последовательно шаг за шагом по мере адаптации отдельных частей единого европейского пространства к многостороннему сотрудничеству, Евросоюз уже сформировал многие предпосылки для возрождения лидирующего положения Европы в мире и воссоздания могущества Европы уже не на основе её военного превосходства, а в качестве источника инноваций, знаний, гуманистических идей, защитника и распространителя свобод и прав человека, а также производителя высококачественных товаров и услуг. Создание Шенгенской зоны и соответствующее стирание границ между европейскими державами, на которых были пролиты океаны крови в бесконечных войнах, стало величайшим достижением на пути создания европейской сверхдержавы, о которой Вы говорите. Но не сверхдержавы агрессивной геополитики, а мирного сверхгосударства, опережающего все другие в реализации общечеловеческих ценностей. Евросоюз и в кризисные времена, поставившие под вопрос само существование его интеграционного потенциала, продолжает оказывать влияние на мировое сообщество в качестве именно такой неуклонно формирующейся «сверхдержавы». Даже в состоянии глубокого кризиса Европа задаёт миру гуманистические правила игры.

Ли. В конце концов правила игры для Европы изменились. С развитием глобализации европейские рабочие столкнулись с тем, что отныне они были вынуждены конкурировать не только между собой, но и с рабочими из Японии, а затем и из Китая и Индии. Европейский экспорт существенно сократился, а отрасли начали постепенно перемещать свои производственные центры в Азию. Естественно, что зарплаты европейских рабочих заметно упали. Если бы Китай, Индия и Япония не вышли на глобальный рынок, государства всеобщего благосостояния могли бы оставаться жизнеспособными достаточно долгое время. Но с их появлением эта модель быстро показала свою несостоятельность.

Лев. Временная и частичная потери конкурентоспособности не означает несостоятельности европейской модели развития. Модель демократической смены власти как раз и предполагает переход управления от социал-демократических партий, которые продвигают политику перераспределения доходов для обеспечения функционирования социального государства благосостояния, к либерально-консервативным партиям, обеспечивающим свободу предпринимательства и его конкурентоспособность в постоянно изменяющихся условиях конкуренции. Затем, когда накоплены достаточные ресурсы, происходит обратный переход. Только такая модель, действующая по воле избирателей, позволяет сбалансировать развитие и широкую заинтересованность граждан в его успехах. В условиях глобального кризиса действие этой модели стало нарушаться, огромные ресурсы в виде инвестиций и передовых технологий стали утекать из Западной Европы и Северной Америки сначала в Японию, а затем в Китай, Индию и Юго-Восточную Азию, в том числе и в Сингапур. А взамен производительных активов на рынки развитых стран хлынул потоп дешёвых товаров из ранее отсталых стран. И все были довольны. Зелёные констатировали улучшение состояния окружающей среды. Потребители покупали дешёвые товары. Пока не началось ухудшение жизненного уровня вследствие оскудения производственного потенциала. Тогда правительства стали залезать в долги, чтобы не потерять свой электорат. Но электорат, в массе своей осознавая нарастание проблем в европейской экономике и снижение своего материального благосостояния, стал винить в этом правительства как социал-демократов, так и консерваторов, вынуждая их формировать совместные коалиции, чтобы предотвратить приход к власти правых и левых популистов. Европа попала в ловушку собственного потребительского самодовольства. Так что причины нынешней «болезни» европейской модели развития коренятся отнюдь не в евроинтеграции. Выздоровление потребует от европейцев большого напряжения сил и продолжения интеграции как в финансовой, так и в политической, экономической, социальной, военной и культурной сферах.

Ли. К сожалению, все признаки указывают на невозможность такой интеграции. Из-за неготовности к финансовой интеграции европейцам не удалось создать жизнеспособную единую валюту, и очень маловероятно, чтобы они захотели прийти к полной интеграции во внешнеэкономической или военной сфере. У каждой европейской страны своя индивидуальная история, насчитывающая много веков. Каждая страна гордится своими традициями. Они хотят сохранить живыми свои языки, потому что за ними стоит богатая культура и литература. Переселенцы в Америку были готовы начать всё заново – создать новую культуру, литературу и историю, но Европа никогда на это не согласится. Несмотря на то, что английский стал вторым языком во многих странах мира, континентальная Европа никогда не примет его в качестве основного рабочего языка.

Лев. В культурном разнообразии и постоянном диалоге культур состоит сила, а не слабость европейской семьи народов. Европейцы всегда жадно впитывали наследие других культур в силу присущего европейской культуре универсализма и стремления к познанию глобального мира. Несмотря на различия языков, европейцы всегда хорошо понимали друг друга в силу общности исторических этапов развития европейского мира, постоянного культурного и политического взаимодействия. А с введением Шенгенской зоны это взаимодействие настолько усилилось и облегчилось, что несмотря на попытки националистов повернуть историю вспять и вновь растащить Европу на отдельные национальные квартиры, создаёт предпосылки для дальнейшего строительства единого европейского дома. При этом в постоянных конфликтах с национал-сепаратизмом с огромными трудностями формируется и завоёвывает новые позиции европейская суперэтническая гордость и транснациональный европейский патриотизм.

Нельзя забывать и о том, что взаимодействие европейских культур – это прежде всего взаимообогащение великих культур, давших миру недосягаемые образцы гуманизма, нравственной высоты, непреходящих ценностей свободы, равенства возможностей, гражданственности, трудолюбия, доблести и героизма, предприимчивости, сопротивления деспотизму и многих других. Этому европейская культура учит весь мир, проявляя солидарность в этом отношении с лучшими образцами всех национальных культур земного шара. Благотворного влияния европейской культуры и демократии на культуры и преобразования в других регионах земного шара ничто не может остановить. Вот почему я горжусь, что я европеец, хотя и живу за пределами Евросоюза, являясь патриотом не входящей в него страны. Именно Европа научила мир гражданскому патриотизму в противовес ксенофобскому национализму.

Развал Евросоюза был бы величайшей мировой трагедией, свидетельствующей о никчемности всех человеческих порывов в будущее. К счастью, несмотря на нынешние трудности и выход Англии, грозящий эффектом домино, этого не случится. Притяжение идей и институтов, на которых зиждется свободная Европа, ещё сильнее притяжения Земли.

Ли. Однако Европе не стоит расчитывать на многое за столом, где сидят США, Китай и Индия, даже если некоторые европейские лидеры не хотят признавать эту реальность из-за исторически сложившегося чувства собственной значимости и многолетней привычки верховодить в международных делах. В конце концов, как могут страны с населением 40, 50 или 80 млн. человек тягаться со странами с населением в 1,2 млрд. или 1,3 млрд. (Индией и Китаем соответственно)? Китайцам особенно на руку фрагментирование Европы. Им выгоднее иметь дело с каждой страной по отдельности, а не с Евросоюзом в целом. Благодаря этому они придут к тому, что каждая страна будет зависеть от китайцев в гораздо большей степени, чем китайцы от неё. И эта зависимость будет усиливаться по мере переориентирования китайской экономики на внутреннее потребление.

Лев. Всё это уже происходит. Более того, это является одной из важнейших причин нынешнего кризиса и упадка опережающего развития экономики Европы. В Европу нескончаемыми потоками идут корабли и железнодорожные составы, тяжело нагруженные огромными контейнерами с товарами китайского производства. А обратно эти контейнеры возвращаются пустыми. То же самое можно сказать и о многих других регионах мира. Китайская коммунистическая олигархия, которая при жизни Мао довела китайцев до полной нищеты, голода и страха перед репрессиями, после начала «четырёх модернизаций» Дэн Сяо Пина создала настоящую экономическую империю, построенную на сверхэксплуатации трудовых ресурсов и ведущую невероятно агрессивную экспансию на все международные рынки. По существу, Поднебесная империя ведёт против всего мира необъявленную экономическую войну. Только в силу экономического характера этой войны никто этого не замечает.

Часто приходится слышать, что Китай является драйвером мировой экономики. Это просто смешно. Непрекращающийся десятилетиями гигантский экономический рост Китая является главным источником и драйвером глобального экономического кризиса. Если бы на Землю прибыли инопланетные захватчики, которые решили погубить мировую экономику, они первым делом забросали бы землян неограниченным количеством дешёвых товаров приемлемого качества и произведенных по самым современным технологиям. По существу, мы имеем дело с глобальным кризисом перепроизводства, усиленным перепроизводством финансовых активов и надуванием финансовых «пузырей».

Откуда взялись передовые технологии производства товаров, которыми китайские компании завалили мир? Они пришли с Запада вместе с западными компаниями, которые переманили в Китай дешевизной рабочей силы и льготными условиями в свободных экономических зонах. Я очень люблю великую китайскую культуру и желаю всяческого процветания трудолюбивому китайскому народу. Но китайский коммунизм, сменив экономическую политику и избавившись от идеологических ограничений, остался столь же тираническим и жестоким, столь же бесчеловечным, каким он был при Мао. Добром это не кончится. Если не провести вовремя реформ, дополняющих экономическую свободу политической и социальной, перегретый от накачки конфликтным паром государственный котёл может лопнуть. Так было в истории Китая много раз. Китайский народ долго терпел бесправие и сверхэксплуатацию, а потом следовал социальный взрыв, крах империи, а на трон императора приходил либо сельский староста, либо вождь кочевников, прорвавшихся через Великую стену. Я бы не хотел, чтобы это случилось. Но похоже, что вместо назревших демократических реформ китайские власти озабочены построением нового Великого шёлкового пути для ещё более полного овладения рынками Европы. А в это время происходит чудовищное загрязнение окружающей среды, нарастание коррупции, раздувание опасной для мира гонки вооружений.

Бурный экономический рост, базирующийся на тотальном вмешательстве государственной машины в экономику, насилии над природой, отсутствии гражданских прав и свобод, демократических институтов, позволяющих канализировать социальное недовольство и обеспечить возможность гибкого реагирования на нарастание социальных проблем, - такой рост не может длиться вечно. Бесправие и зависимость от бюрократического произвола несовместимы со сколь угодно длительным и эффективным развитием капиталистических отношений.

Европа пока ещё не нашла адекватного ответа на китайский вызов. Но Европа и не рухнула под напором потока товаров из-за рубежа и оттока производств, утекающих в виде инвестиций в страны с дешёвой рабочей силой и отсутствием свободных профсоюзов. Страны Евросоюза продолжают развиваться и избежали рецессии, обеспечив в это трудное время, хотя и минимальный, экономический рост.

Ли. Да, европейцы стараются двигаться в сторону развития производства товаров и услуг с более высокой добавленной стоимостью, но здесь существуют свои ограничения. Вы не можете повышать планку до бесконечности, поскольку значительные слои населения не смогут соответствовать постоянно растущим требованиям, так как это предполагает обучение новым навыкам, что требует времени, сил и, в первую очередь, мотивации. Кроме того, японцы, китайцы и индийцы также постоянно повышают свою планку… В конечном счёте всё зависит от качества ваших человеческих ресурсов и от того, как они организованы и как управляются.

Лев. Ну уж в качестве человеческих ресурсов никто не может сравниться с европейцами. По общему уровню образования и действенности системы переквалификации персонала тягаться с европейцами очень тяжело. В Китае и в Индии есть огромные территории, где люди живут ещё в условиях Средневековья. Выход из Средневековья никому не дано совершить за несколько десятилетий. Европа потратила на это целые столетия. Проблема в другом. Сам высокий уровень материального благосостояния и социальной защищённости, достигнутый в странах Западной Европы, не предрасполагает к сверхусилиям ради достижения дальнодействующих экономических целей. В этом европейцы стали уступать многим регионам и странам, особенно Китаю. В этой утрате мобилизационной активности для достижения новых уровней развития и состоит главная причина нынешнего очередного «заката» Европы. Многие упрекают за это с таким трудом построенное европейцами государство всеобщего благосостояния.

Ли. Главной отрицательной стороной государства всеобщего благосостояния является даже не его негибкость или непозволительная дороговизна, а тот пагубный эффект, который оно оказывает на мотивацию людей. Если система устроена так, что вы получаете одинаковые социальные блага независимо от того, трудитесь ли вы в поте лица или тунеядствуете, зачем напрягаться? У вас нет шпор, которые заставляли бы вас шевелиться. В Америке люди привыкли полагаться на себя, поскольку, хотя государство и протягивает безработным руку помощи, оно принимает все меры к тому, чтобы активно поощрять и даже заставлять находить работу. Это совсем другая философия, основанная на убеждённости в том, что работа делает личность и общество лучше, а чрезмерно щедрая помощь в конце концов перевешивает все остальные стимулы и становится серьёзным ограничительным фактором. Европейская модель породила класс людей, которые привыкли к разного рода социальным пособиям и льготам и напрочь лишились мотивации к успеху, да и просто к труду.

Лев. Вы, конечно, правы, указывая на провалы европейского социального государства, или, как его ещё называют, государства всеобщего благосостояния. Переразвитие этой подсистемы европейской государственности внесло немалый вклад в сокращение мобилизационной готовности европейского общества, в снижение трудовой, деловой и даже гражданской активности, которыми европейцы славились во всём мире в былые времена. Даже в Германии, где я жил некоторое время, социальный балласт, обусловленный переразвитием государства благосостояния, оказывает серьёзное сдерживающее воздействие на развитие экономики. Мне пришлось наблюдать, как быстро деградируют люди, живущие на социальных выплатах, обременяющих государственный бюджет. Многие из них впадают в депрессивное состояние, не моются, не расчёсываются, сутками тупо смотрят телевизор или играют в компьютерные игры, пьянствуют или употребляют наркотики и быстро умирают.

Слишком большая социальная защищённость так же вредна для тех, кого защищают, как и для тех, кто защищает – для государства, для налогоплательщиков, для экономического развития страны и региона. Она приводит к государственному патернализму, уравниловке доходов, росту социальных расходов, повышению налогового бремени, налагаемого на предпринимательство и эффективно работающих граждан, к «саморазмножению» бюрократии, к распространению коррупции, снижению бюджетных расходов на науку и культуру, оттоку капитала из сферы модернизации производства, падению его эффективности, а главное – к утрате настойчивого стремления значительной части общества развиваться, двигаться вперёд. Недаром подобное погружение общества в зависимость от всепроникающего и вездесущего государства выдающийся экономист ХХ века Фридрих фон Хайек назвал дорогой к рабству, имея в виду, кроме того, постоянное вмешательство государства в деятельность субъектов экономики. Всё это так.

Но есть и другая дорога к рабству, ведущая в противоположном направлении. Недостаточная социальная защищённость при отсутствии разумно достаточного государственного регулирования, которую европейцы также испытали на себе до создания структур государства благосостояния, приводит к неконтролируемому росту социальной напряжённости, к жестокому и опасному социальному расслоению на богатых и бедных, к поляризации общества, к росту бедности и нищеты на одном социальном полюсе, бездеятельного богатства и транжирования огромных материальных ресурсов на другом. Социальный паразитизм, порождаемый переизбытком социальной защищённости, сменяется паразитизмом богатых людей, выбрасывающих огромные средства на собственное роскошное существование. Сокращается слой платёжеспособного населения за счёт пролетаризации и маргинализации незащищённой части населения, происходит её криминализация, люмпенизация и радикализация. Города покрываются слоем трущоб.

Демонтаж государства благосостояния, как предполагают некоторые горячие головы из числа либертарианцев, чреват и другими тяжёлыми социальными последствиями – бунтами, революциями, ростом популярности экстремистских политических организаций и т.д. Отсутствие системы государственного регулирования экономики оборачивается провалами рынка, серьёзными диспропорциями в развитии экономики, тяжелейшими кризисами перепроизводства, самым жестоким и трагическим из которых по своим последствиям была Великая депрессия, переросшая во вторую мировую войну. Государство благосостояния и государственное регулирование экономики нельзя демонтировать, да и демократические институты развитых стран не позволят сделать это. А вот ограничить их на данном этапе развития в условиях глобального кризиса безусловно необходимо. Особенно это касается законодательного регулирования, предусматривающего расширение прав наёмных работников за счёт их обязанностей и в ущерб правам предпринимателей, работодателей и менеджеров компаний.

Ли. К сожалению, законы и политика не меняются так быстро, как социальная среда. Однажды предоставленные социальные гарантии очень трудно отнять обратно. Электорат сурово накажет на выборах любое правительство, которое осмелится сделать это. В Великобритании Маргарет Тэтчер использовала весь свой политический капитал, чтобы попытаться изменить социальную политику. Но ей удалось сделать это только отчасти. Другие европейские лидеры, вероятно, наблюдали за её усилиями и попытались повторить этот хотя бы частичный успех, однако столкнулись с сильнейшим противодействием электората, не желавшего отказываться от дарованных ему благ, которые за многие годы он привык считать чем-то само собой разумеющимся. Эта проблема существует во многих европейских странах.

Лев. Сокращение социальных расходов в демократических странах всегда происходит на фоне снижения налогового бремени, сдерживающего развитие предпринимательства и позволяющего ему расширить инвестиционную базу для модернизации производства, разработки и использования инноваций. В 80-е – 90-е годы ХХ века не без успеха так действовали правительства Рональда Рейгана в США, Маргарет Тэтчер в Британии и Гельмута Коля в Германии. Такие действия записаны в программах всех партий и блоков с либерально-консервативной идеологией. Но XXI век принёс новые проблемы и новые испытания. В условиях усиления глобализационных процессов инвесторы стали переносить инвестиционные потоки в страны с более дешёвой рабочей силой и ещё более весомыми налоговыми льготами. Одновременно они уносили из своих стран разработанные в них высокие технологии и пакеты инноваций. Именно это обстоятельство лежало в основе беспрецедентного подъёма китайской экономики, сопровождавшегося столь же колоссальным подъёмом активности наёмных работников и предпринимательских структур.

Растеряв значительную часть своего производственного и модернизационно-инновационного потенциала, развитые страны оказались перед целым рядом сложных социально-экономических проблем.

Ли. Вдобавок ко всему Европа ничего не делает для того, чтобы сменить излишне жёсткие правила, действующие на рынке труда, в частности регулирующие право компаний увольнять сотрудников и определять минимальную продолжительность ежегодного отпуска. Европейцы продолжают упираться, в то время как гибкость становится всё более важным фактором конкурентоспособности в новом экономическом ландшафте. Профсоюзы и социалистические партии во Франции и соседних странах всячески поддерживают миф о том, что можно сохранить социальные гарантии на прежнем уровне без ущерба для экономики. Нынешняя молодёжь требует такой же гарантии занятости, какая была у их родителей. Другими словами, они требуют стабильности и уверенности в будущем. Они не понимают, что эти меры оборачиваются в конечном счете против них самих. Компании, подвергающиеся суровому наказанию за любое сокращение персонала, гораздо неохотнее принимают новых сотрудников, даже когда экономика возобновляет рост. Или попросту переносят рабочие места в другие страны.

Но как изменить эту политику? Стоит лишь попытаться, и на улицы Парижа немедленно выйдут профсоюзы, которых не убедить тем, что глобальная конкуренция делает французскую рабочую силу экономически неконкурентоспособной, поэтому им нужно отказаться от своих привилегий. Они скажут вам: «Мы не собираемся отказываться от своих привилегий, а вы ищите другие способы победить в глобальной конкуренции».

Лев. Да, предстоит тяжёлая борьба и обострение тлеющих конфликтов во всех сферах социальной жизни европейских обществ. Крайне правые и крайне левые партии пользуются возникшей патовой и во многом тупиковой ситуацией во всех сферах социальной жизни и особенно в сфере соотношения государства благосостояния и глобальных вызовов современности. Крайне левые требуют всё новых социальных гарантий вопреки очевидности и за счёт неконструктивной критики капитализма, зарабатывая очки у электората мнимой заботой о его благосостоянии. Крайне правые эксплуатируют националистические предрассудки и пытаются разрушать Европейский Союз, указывая на него как якобы источник всех бед.

В центристских партиях, особенно неоконсервативных и либеральных, понимают необходимость более глубоких и непопулярных реформ, но пока поддаются соблазну в столь сложной обстановке выжидать и откладывать решение накопившихся проблем до лучших времён, надеясь, что всё само собой утрясётся и на новом цикле глобальных перемен можно будет действовать более решительно.

Таковы, к сожалению, издержки демократии. Но преимущества демократии многократно превышают её издержки и, как показывает история, демократические народы всегда находили выход из самых сложных кризисных ситуаций, тогда как автократические режимы после впечатляющих успехов приводили свои народы к полному краху, заводя их в непроходимый эволюционный тупик.

Ли. Что касается Сингапура, то я с самого начала постарался сделать так, чтобы мы не пошли по европейскому пути в сфере социальной политики и регулирования рынка труда. Наблюдая за некоторыми нововведениями в социальной сфере, предпринятыми британцами в 1950-е годы, я решил, что это верный путь к упадку. Чтобы не позволить профсоюзам ставить под угрозу нашу конкурентоспособность, мы выстроили эффективный механизм трёхсторонних отношений – профсоюзы, правительство, бизнес… Я считаю, что если бы мы приняли европейскую модель, то в значительной степени лишились бы того динамизма, который сегодня присущ нашей экономике. Это была бы слишком высокая цена.

Лев. Простите, уважаемый Ли, но Вы же были диктатором в Сингапуре, хотя и самым успешным, самым умным и самым либеральным из всех диктаторов ХХ века. В своей стране Вы могли делать всё, что хотели и считали нужным. Вы в полной мере заимствовали опыт западных стран, творчески переосмыслили его применительно к условиям Вашего государства и построили экономическую модель, которая на протяжении длительного времени, несмотря на очень низкий уровень исходных условий, показала феноменально высокие темпы роста, развития и подъёма качества жизни населения. Но если бы профсоюзы оказывали сопротивление Вашим нововведениям, Вы попросту разогнали бы их и сделали по-своему. Западные политики такого себе позволить не могли, не могут и не смогут никогда.

Диктатура имеет целый ряд преимуществ по сравнению с демократией. Принятые решения не нужно проводить через целый ряд согласований, обусловленных разделением властей, системой сдержек и противовесов, сопротивлением электората. Многие восточноазиатские страны при существовании в них диктаторских режимов показали просто фантастические темпы роста своих экономик, значительно опережая по этим темпам демократические страны Европы и Америки. Но все эти страны, в том числе и Ваш Сингапур, поднялись на заимствовании западных технологий, обеспечении свободы бизнеса и притока инвестиций из западных стран. Своим в этом подъёме было главным образом невероятное трудолюбие людей, способных трудиться почти что сутками, чтобы обеспечить себе и своим семьям сносное и постепенно улучшающееся существование. Но большой вопрос, как долго может продолжаться этот взрыв активности и как скоро наступит усталость от этих сверхусилий, накопятся неразрешимые проблемы под спудом авторитарной политической организации при отсутствии демократических методов разрешения социальных конфликтов. Ведь мобилизационный ресурс – это тоже ресурс и при отсутствии подпитки он иссякает.

Любая диктатура связана с длительной несменяемостью власти, силовыми методами обеспечения общественного порядка, игнорированием альтернативных программ развития общества, закоснелостью государственного аппарата, подобранного под диктатора и сведенного на положение его послушных льстивых слуг. Рано или поздно, несмотря на репрессивные меры, любая бюрократическая организация, которую выстраивает диктатура, обрастает коррупцией, то есть как бы приватизирует свои должности для получения дополнительного дохода. Отсутствие свободной прессы и монополия на информацию позволяет коррупции разрастись до неприемлемых размеров. К тому же сами диктаторы стареют и снижают свой мобилизационный потенциал.

При достижении определённого уровня благосостояния любую экономику рано или поздно ожидает потребительское перерождение. Оно характеризуется усталостью наёмных работников от чересчур интенсивного труда, падением заинтересованности в дополнительных заработках, отказом заниматься непрестижными, рутинными, вредными для здоровья работами и тяжёлым физическим трудом.

Потребительское перерождение приводит к падению мобилизационной активности как наёмных работников, так и предпринимателей, стремлений к достижению новых результатов, использованию научно-технических инноваций, к наличию постоянных требований к государству по повышению социальной защищённости, снижению предпринимательских рисков и т.д. Общим итогом потребительского перерождения становится резкое снижение темпов экономического роста, качества и конкурентоспособности производимых товаров и услуг, опережение роста уровня потребления над динамикой уровня производства. Производители как активная и энергичная социальная сила перерождаются в иждивенчески настроенных потребителей. Массы людей, достигнув определённого уровня благосостояния, решают: зачем куда-то стремиться, если и так хорошо. Но как только в результате такой переориентации ментальности наступают серьёзные ухудшения материального положения и состояния дел в стране, в потребительской массе нарастает социальное недовольство, усиливаются ранее тлевшие протестные настроения и предъявляются обвинения в адрес правительства: это оно, а не мы, виновато в том, что стало хуже.

В демократических странах такое накопление бунтарского активизма канализируется в двухпартийной системе, обеспечивающей мирную сменяемость власти и её переход от одной центристской партии к другой. В условиях же диктатуры общество ничем не защищено от насильственных революций, попыток государственных переворотов и гражданских войн. Ничем, кроме столь же насильственного подавления свободного волеизъявления общества с помощью репрессий, монополии на информацию и насаждения лживой государственной идеологии. Поэтому именно диктатура является «ахиллесовой пятой» даже очень быстро растущей экономики. Такая экономика растёт, как на дрожжах, пока не наступит потребительское перерождение и будет исчерпан мобилизационный ресурс. Капитализм по мере своего развития требует демократических перемен. Большие массы людей, ощутив преимущества экономической свободы, начинают требовать свободы политической и социальной. Так происходит в Сингапуре, так произошло в Южной Корее и на Тайване, так устроено в Индии, так будет и в Китае.

Ли. В молодости я был влюблён в Индию, потому, что там была демократия, а в Китае – автократия. Но став старше, я понял две вещи. Во-первых, демократия – не волшебное зелье. Это не панацея от всех бед для всех народов. Если бы в Китае была демократия, он никогда не достиг бы того, чего достиг сегодня. Во-вторых, во всех обществах, особенно в древних, действуют определённые фундаментальные силы, которые не так-то легко изменить. Индия находится в тисках своей внутренней разнородности и исторически сложившейся кастовой системы.

Лев. Конечно, своеобразие традиционного общества, из которого развивается современное, особенности локальной цивилизации и её исторически определённого пути развития накладывают отпечаток на характер государственности и формы взаимодействия экономической и политической систем. Никакое общество не может просто взять и выскочить из своей истории, в своём развитии оно неизбежно воспроизводит те формы существования, которые наработаны веками. Китай ведь тоже, как и Индия, в своём неимоверно быстром экономическом развитии, погружён в традиционные формы социальной статики, воспроизводимые ещё от древних империй. В Китае никогда не было каст, но зато с древнейших времён сложилась каста всесильной бюрократии, которая довлеет над обществом, а её верхушка живёт в роскоши даже тогда, когда народ голодает. Власть сменяется, переходя посредством гражданских войн от одной группировки к другой, определяя целые эпохи истории, а бюрократия и ныне там, на своём месте, на вершине, и активно продвигает теперь экономический рост, чтобы на ней оставаться. Такая архаическая организация приходит в опасное противоречие с достижениями современной экономики.

Ли. Ни один новый демократический режим не в состоянии выжить без реального экономического прогресса. В конце концов, что даёт демократия обычному человеку с улицы, если она не приводит к очередному улучшению его жизни? Возможность время от времени поставить галочку на бумажке и опустить её в избирательную урну?

Лев. Обычный человек с улицы далеко не всегда способен оценить преимущества, которые перед ним открывает демократия. Преимущества демократии не сводятся к потребительскому благосостоянию и не измеряются той суммой потребительских благ, которые человек с улицы получает, проживая в том или ином государстве. Никто не может подсчитать и выразить в денежных единицах, сколько стоят права человека, получение объективной и правдивой информации, свобода слова и мирных собраний граждан, независимость судов от приказов исполнительной власти, возможность каждого гражданина участвовать в политическом процессе, критиковать существующую власть и т.д. Эти преимущества не имеют цены потому, что они бесценны. И именно они позволяют минимизировать негативное воздействие на экономику потребительского перерождения общества, сохранить достигнутый уровень развития и найти пути для дальнейшего развития производственного потенциала и выхода из самых тяжёлых кризисных ситуаций.

Однако демократия в различных странах также сильно различается по своей глубине и действенности присущих ей механизмов и институтов. Следует различать развитую демократию, которая сложилась в странах Западной Европы, Северной Америки и ряде других, от процедурной демократии, которая ещё не набрала достаточной глубины и эффективности, чтобы обеспечить последовательное цивилизационное развитие своих стран по пути обеспечения всего комплекса демократических прав и свобод. Так, в Индии, Латиноамериканских и многих других странах мира реальная процедурная демократия в центре сочетается со средневековыми порядками и традициями на местах. Во многих странах, например, в ряде постсоветских, создание процедурной демократии перешло в имитационную фазу, на которой демократические процедуры свелись лишь к приданию легитимности самодержавным монократическим режимам.

В этом смысле весьма показателен пример Японии. Выработав после второй мировой войны под опекой оккупационной администрации США институты процедурной и достаточно продвинутой политической демократии, Япония первой в восточной Азии стала на путь экспоненциального экономического роста. До конца 80-х годов ХХ века японская модель развития по праву считалась самой эффективной в мире. Американские компании тщетно пытались подражать опыту японских компаний и способам их организации. А западные экономисты на массе статистических данных подсчитывали, через сколько лет Япония обгонит США и Европу, став ведущей экономической державой мира. Подобные экстраполяции они проводят и сейчас, но уже на фактах экономического роста Китая.

Однако с начала девяностых годов японская экономика вошла в состояние спада и вот уже третье десятилетие не может оправиться от шока. Демократия ли виновата в поражениях Японии на фронтах экономической войны и испытанных ею за это время шести периодов рецессии? Конечно же, нет. Как всякая экономическая экспансия на внешние рынки, японская экономика заглохла, как только страны-импортёры стали наращивать собственную производственную мощь. Опережающее развитие экономики Японии подкосило прежде всего потребительское перерождение самих японцев. Старшие поколения японцев готовы были работать день и ночь, чтобы вывести себя и свои семьи из нищеты и послевоенной разрухи, а свои компании – на путь процветания и высочайшей конкурентоспособности. Они проявили величайшее, почти нечеловеческое трудолюбие, дисциплинированность и внутрифирменную солидарность. Можно сказать, что они жили главным образом на своих рабочих местах. Японское качество стало недосягаемым мировым эталоном. Оно было почти абсолютным.

При этом политическая демократия в Японии оказалась в определённом отрыве от внутрифирменной автократии, которая носила почти средневековый характер и зиждилась на самурайской этике беспрекословного подчинения вассалов своему сюзерену – главе отдела или компании в целом. В 90-е годы, в разгар либерализационного цикла развития мировой экономики на смену старикам пришло молодое поколение, которое уже не хотело сутками пропадать на работе ради обогащения владельцев компаний. Возросли его требования по зарплате, по продолжительности рабочего дня и социальной защите. Повышение затрат на оплату рабочей силы привело к вздорожанию японской продукции, уровень её качества также стал терять свою абсолютность, и японские компании стали переводить свои производства в страны Юго-Восточной Азии и в Китай, где уровень оплаты труда был ещё значительно ниже. Тем самым они способствовали угасанию японского экономического чуда и развёртыванию экономического чуда этих стран, и прежде всего Китая, экономический рост которого ещё больше подавлял экономический рост Японии.

Благодаря демократическим институтам Япония пережила свой спад и минимизировала его последствия без крупных социальных потрясений и катаклизмов. Что касается Европейского сообщества наций, то оно и в кризисный период продолжает развиваться, приспосабливая свои институты и механизмы к вызовам XXI века, к условиям обострившейся глобальной конкуренции.

Ли. Европу ждут трудные времена. Под влиянием уникальных исторических обстоятельств европейцы сделали выбор в пользу социальной защищённости и гарантий занятость. Никто не может отрицать, что этот выбор позволил им построить более дружественные к людям общества, где фактически отсутствует андеркласс и существует гораздо меньший, по сравнению с Америкой, разрыв между победителями и проигравшими.

Лев. Объединённая Европа уже превзошла другие регионы мира, даже и Северную Америку, по уровню гуманности социальных институтов. А что значит обойти других в сфере гуманности социальных институтов? Это значит обрести такой уровень цивилизованности общественного устройства, который создаёт главные предпосылки для дальнейшего движения вперёд, несмотря на все проблемы и кажущийся беспросветным нынешний «закат» Европы. Европа пережила уже столько закатов, и каждый раз поднималась из них с новыми силами к новым рассветам. Что поднимало её, как не великая сила гуманистической цивилизованности, вступившая в столкновение с силами цивилизационного варварства как в самой Европе, так и за её пределами.

С огромными трудностями, нагромождая препятствия, спотыкаясь и падая, откатываясь назад, Европа шла к созданию демократических институтов и гуманному, обоюдно приемлемому разрешению социально-политических конфликтов. Модель развития, принятая в странах Евросоюза, базируется на свободе и гуманистической цивилизованности, а это порождает такие стимулы к развитию, которые ещё себя покажут.

Эта модель – не только самая гуманная, но и самая практичная и эффективная. Потому что в мире нет ничего эффективнее свободы, практичнее человеческой заинтересованности и перспективнее согласования интересов с помощью демократических процедур.

Ли. Но за это европейцам приходится платить свою цену. Если бы они отказались от такой модели, это могло бы увеличить рост их ВВП на 1-3 % в год. Ещё какое-то время многие европейцы смогут продолжать вести комфортную жизнь, к которой они привыкли, благодаря накопленным прежде резервам. Но, нравится им это или нет, уютный и надёжный мир, построенный ими для себя в послевоенное время, в конце концов будет разрушен внешними силами. Им придётся заключить новый социальный контракт.

Лев. Проблемы, стоящие перед объединённой Европой, не ограничиваются обременениями, вытекающими из системы социальных гарантий и потерь, связанных с высокой стоимостью социального контракта. Они – лишь одно из проявлений той потребительской переориентации общества, о которой я говорил ранее и к которой Западная Европа пришла раньше других игроков на поле международной конкуренции. Ограничения социальной защищённости сами по себе не дадут того эффекта повышения стимулов производственной активности, который необходим для того, чтобы объединённая Европа стала одерживать победы в международной конкуренции и возвращать себе положение мирового лидера, которое соответствует высокому уровню её демократической цивилизованности. Европейцам предстоят глубокие, всесторонние и во многом болезненные, непопулярные для значительной части населения реформы. Сам деятельный дух европейской ментальности, формировавшийся веками после выхода из Средневековья, позволяет их провести, несмотря на сопротивление иждивенческой части электората.

Но преодоление иждивенческих ориентаций части европейского населения само по себе не может решить проблем экономического развития, связанных с вызовами глобализации. В современном глобализующемся мире успешно развиваются лишь те страны и регионы, экономики которых ориентированы на завоевание международных рынков. Только такая ориентация стимулирует развитие высокотехнологичных производств, интенсивное использование научно-технических достижений, концентрацию инвестиций на модернизации собственных производств, препятствуя вытеканию инвестиций за рубежи в поисках более дешёвой рабочей силы.

Материальное благосостояние любой страны и любого интеграционного сообщества в первую очередь зависит от активности предпринимательских структур, их неуёмного стремления проникнуть на новые рынки, привлечь новых клиентов, распространить свои товары и услуги на новые территории, потеснить конкурентов и получить более высокие прибыли, чтобы обеспечить тем самым успех своим бизнесам. Пока европейские предприниматели и менеджеры будут довольствоваться выживанием своих компаний и стремиться лишь сохранить свой бизнес в освоенной ими нише, Европе придётся терпеть трудные времена и прогноз господина Ли Куан Ю о постепенном угасании Европы и оттеснении её на второстепенные позиции в мире будет оправдан.

Необходим новый курс экономической политики европейских государств и Евросоюза в целом, способный оказать стимулирующее воздействие на бизнес и помочь ему в захвате новых рынков, вытеснении конкурентов с рынков наукоёмкой высокотехнологичной продукции, особенно электронной, цифровой, нано- и биотехнологической. Конечно, сделать это можно будет только за счёт существенного сокращения социальных расходов, которые можно будет вновь повысить после выхода из глобального кризиса. Конечно, такая стратегия потребует от правительств и структур Евросоюза величайшей ответственности, огромного напряжения сил, острой политической борьбы, организации пропагандистских компаний в гражданском обществе, принятия крайне непопулярных решений. Альтернатива же такой стратегии предполагает лишь постоянное латание дыр в бюджетах, популистские попытки оправдаться перед электоратом в ухудшении экономической ситуации, рост популярности националистических партий, ориентированных на развал Евросоюза, рост государственных долгов для сохранения уровня социальной защищённости и доходов широких слоёв населения, всё большее обострение проблем, связанных с наплывом мигрантов.

Ли. На протяжении многих лет из-за снижения рождаемости и растущей потребности в рабочей силе европейские страны приветствовали мигрантов из Азии, Африки, Восточной Европы и с Ближнего Востока. Их миграция помогала снять остроту экономических и демографических проблем, но вместе с тем порождала другие трудности.

Народы Европы не так открыты для иммигрантов, как американская нация. Они не преуспели в интеграции даже тех приезжих, которые живут среди них долгое время. Америка более радушна к иммигрантам, потому что изначально была создана переселенцами, прибывшими на американский континент всего 400 лет назад. В отличие от Америки, Европа населена старыми, сформировавшимися нациями, которые очень гордятся своей культурой, литературой и долгой историей.

Социальную отчуждённость и дискриминацию ощущают даже те представители этнических меньшинств, которые закончили высшие учебные заведения. Согласно официальным данным, среди французских граждан африканского происхождения, получивших высшее образование, уровень безработицы в три раза выше, чем среди белых французов.

Лев. Мигранты из бедных стран с самого начала приглашались на непрестижные, грязные и физически тяжёлые работы, которые местное население даже из наименее обеспеченных слоёв не желало выполнять. Даже в периоды высокого уровня безработицы граждане европейских стран предпочитали жить на скудные социальные выплаты, но на такие работы претендентов было не найти. Первые поколения мигрантов брались за любые работы и трудились с огромной интенсивностью, стремясь заложить основы благосостояния для себя и своих семей. Но шло время и многие их дети и внуки, живя в обстановке низкого социального статуса и положения людей второго сорта, стали перенимать иждивенческие настроения, приобретать апатию и оседать на социальных выплатах. В их среде широко распространилось социальное недовольство и осознание безнадёжности собственных усилий. Это главным образом и привело к их отчуждению от основной массы населения, а не только культурная закрытость этой массы.

Ли. В последние два-три года европейские лидеры были вынуждены признать, что в их странах мультикультурализм потерпел неудачу. Другими словами, турки, живущие в Германии, так и не стали немцами, а алжирцы и тунисцы, живущие во Франции, так и не стали французами. В Европе всё чаще стали говорить о «неинтегрируемости» таких мигрантов. Главной причиной их неспособности ассимилироваться являются расовые различия, которые дополняются такими факторами, как религия, культура и язык.

Лев. Конечно, межнациональные проблемы не удастся решить так же быстро, как проблемы экономических преобразований. Это очень длительный процесс, требующий обоюдного движения навстречу. Было время, когда в ряде штатов США неграм запрещалось входить в рестораны «только для белых», а в автобусах чернокожим приходилось уступать места белокожим. Постепенно борьба против расизма демократических политических сил и борьба негритянского населения за свои политические и гражданские права привела к серьёзным сдвигам в направлении обеспечения межрасового равноправия, хотя очень многие проблемы остаются нерешёнными до сих пор. В европейских странах не было ничего похожего на проявления расизма в таких масштабах, как в США. Сказался и горький опыт второй мировой войны, которую развязали расистские фанатики. Но неравноправие остаётся, порождая взаимное отчуждение и опасные конфликты.

Виновны в этом, конечно же, обе стороны. Демократическим силам придётся немало поработать для изменения ситуации в лучшую сторону. Пока гражданам иностранного происхождения не будут обеспечены социальные лифты, сходные с коренными жителями европейских стран, пока их возможности для карьеры, заработка, образования и интеграции в общество не будут обеспечены, проблемы будут оставаться неразрешимыми. Тем более, что межкультурное взаимодействие и взаимовлияние – очень сложный, добровольный и порой мучительный процесс. Конечно, и от новых европейцев требуется немало усилий, чтобы преодолеть свои предубеждения, почувствовать себя хозяевами, а не гостями и стать настоящими гражданами тех стран, в которых они живут. Тут необходимо социальное движение и лидеры наподобие Мартина Лютера Кинга в США.

Ли. Сложность проблемы усугубляется религиозным фактором. Многие мигранты являются мусульманами, и в последние годы они начали всё громче заявлять о своём желании строить мечети. Вид минаретов, возвышающихся посреди традиционного европейского архитектурного ландшафта, только усиливает среди местного населения страх того, что напористые чужаки в конце концов уничтожат их культуру и общество. Если бы мигранты были христианами, ситуация, вероятно, не была бы столь пугающей. Однако отчуждение неизбежно, поскольку большинство мигрантов принадлежит к мусульманской религии, а доминирующей религией в Европе является христианство – и неважно, как часто европейцы ходят в церковь.

Лев. Как можно запрещать мусульманам строить мечети и молиться в них? Ведь это же нарушение всех принципов, на которых строится демократия, и прежде всего – принципа веротерпимости. Конечно, межрелигиозная рознь ещё опаснее межрасовой и межнациональной, поскольку она порождает сакрально обусловленную нетерпимость. Ситуация до предела накалилась и обострилась по мере нарастания ужасающих последствий мусульманского фундаментализма и религиозного терроризма, который больше навредил самим мусульманам, вызвав гражданские войны на Ближнем Востоке и колоссальный наплыв беженцев, спасающихся от всех этих ужасов в страны Евросоюза.

Националистические партии в западноевропейских странах сполна используют проблему беженцев, угрозы безопасности, исходящие от столь масштабного притока мигрантов и террористические акты для того, чтобы попытаться развались европейский дом и заставить всех вновь разбежаться по национальным квартирам. Пока что в континентальной Европе им, как показали выборы в Голландии, Франции и Германии это не удалось, поскольку средний класс ведущих стран не желает расставаться с преимуществами единого экономического пространства. Но подобные попытки будут продолжаться.

Если европейские государства решили приютить столь большое количество непрошенных гостей, - а отказать в спасении беженцам было бы изменой демократическим ценностям, - необходимо предпринять максимум усилий, чтобы обеспечить беженцам достойное существование и в то же время пресечь строжайшим образом любые нарушения с их стороны общественного порядка. Главное – не бросать людей на произвол судьбы, приложить усилия для нормализации их отношений с коренным населением.

К сожалению, националистическим силам удалось с помощью референдума вывести из состава Евросоюза Великобританию. Трудно сказать, что сыграло главную роль в этом опрометчивом решении 52 % избирателей – страх перед беженцами, постимперское мышление или недовольство темпами экономического развития.

Ли. У Великобритании дела будут идти ни шатко, ни валко. Это страна, которая создала великую империю, но после второй мировой войны была вынуждена отказаться от мировой короны в пользу американцев. Потеряв Индию, Пакистан и Бангладеш, она утратила влияние. Посмотрите на её отношения с Австралией, Новой Зеландией и Канадой, некогда лояльными членами Содружества, - в настоящее время Содружество для них ничего не значит. В их глазах важны такие игроки, как США, НАТО и неофициальный эквивалент НАТО в Тихом океане. Они стараются присоединиться к новой мировой сверхдержаве, к которой они наиболее близки с точки зрения культуры и геополитики.

Лев. Разрывая единство с Евросоюзом, Англия наносит тяжёлый удар по своему собственному геополитическому весу и международному значению. Брекзит поставил для Англии целый ряд тяжёлых проблем, которые она может разрешить только вернувшись в Евросоюз. К ним относится угроза выхода Шотландии из состава Великобритании, проблема ирландской границы, а главное – разрыв Ассоциации свободной торговли с Евросоюзом, вследствие чего Англия приобретает большие трудности для своего положения на огромном рынке объединённой Европы. Ухудшается и положение британцев в странах Евросоюза, как и положение граждан стран Евросоюза в Британии. И те, и другие становятся мигрантами. Разваливая Евросоюз по воле своих националистически мыслящих граждан, Великобритания сама может развалиться. Колоссальный ущерб наносится и престижу, влиянию и экономическим возможностям Евросоюза. Уход Великобритании – это поломка стержня западноевропейской солидарности, не говоря уж об ослаблении финансового положения всей Европы. Более того. Брекзит создал новую кровоточащую рану на теле Европы. Это трагедия, всего ужаса которой европейцы и их политики пока ещё не сознают. Это позор на всю Европу. Это удар и по нам, демократически мыслящим патриотам из стран Восточной Европы. Когда я вижу победные ухмылки на лицах всех этих фараджей, вилдерсов, лепенов и жириновских, я чувствую, что мне наплевали в лицо.

Но рано они радуются. История продолжается, и она жестоко накажет всех, кто противостоит великому процессу осуществления европейской мечты. Европейские ценности, выстраданные горем и бедами военных лихолетий и имперских амбиций, - эти ценности непобедимы, потому что они отвечают интересам и оптимизации жизнедеятельности всех людей этой крошечной планеты, без различия их нынешнего менталитета, культуры и цвета кожи. А Англия? Она вернётся. Но не как блудный сын, а как великий и любимый член европейской семьи. На месте европейских политиков я затянул бы до предела переговоры о выходе Великобритании из Евросоюза. Шаг вперёд – шаг назад. Два года переходный период, потом ещё три года – переходный период от переходного периода. Нужно подождать, пока кризисная обстановка в мире не сменится более благоприятной. А тогда ничто не мешает прийти в Англии к власти оппозиции и провести новый референдум. Когда люди принимают явно неверное решение, представительная демократия на то и демократия, чтобы дать им возможность одуматься.

Но есть, к сожалению, и другая, ещё более болезненная кровоточащая рана Европы. Это – российско-украинская война, новый раскол Европы на Запад и Восток, а главное – возвращение Российского государства к имперской политике и советскому типу противостояния с объединённой Европой.

Ли. Русские считают себя великой страной, потому что они занимают огромную территорию, простирающуюся на девять часовых поясов, и обладают богатейшими природными ресурсами. Но если прежний Советский Союз представлял собой угрозу для безопасности в мире, то сегодняшней России вряд ли удастся удержать эти позиции. Её население сокращается, экономика зависит от нефти и газа, нет никакой социальной экономики. В стране царит пессимизм, о чём свидетельствует высокий уровень потребления алкоголя и низкая рождаемость.

Лев. Да, сейчас Россия опустилась в своём развитии до уровня нефтегазового придатка Западной Европы. Власть в России маскирует провалы своей политики, раздувая в стране милитаристский угар, имперские амбиции, великодержавный шовинизм, густо замешанный на враждебности к соседям по Европе. С начала нынешнего века происходило свёртывание демократических институтов и их превращение в пустую фикцию, в ширму для маскировки всевластия самодержавно-олигархического режима так называемой управляемой демократии. Используя популистские демагогические методы и приёмы идеологического воздействия на массовую аудиторию, власть добилась поддержки огромного большинства обманутого населения и дискредитации демократических сил и демократических преобразований 80-х – 90-х годов, которые проходили при широкой народной поддержке, хотя и потерпели неудачу вследствие неспособности реформаторов провести рыночные преобразования таким образом, чтобы обеспечить общественный порядок и подъём благосостояния широких слоёв общества. Олигархический капитализм, который возник в ходе проклинаемых ныне «лихих девяностых» только укрепился в нулевые и десятые годы XXI века и принял ещё более антинародный, коррупционный и экономически неэффективный характер. А чтобы широкие народные массы не отдавали себе отчёт в реальности происходящего в стране, их постоянно держат под гипнозом государственного телевидения, регулярно демонстрирующего им «успехи» российской политики в виде аннексии Крыма, поддержки сепаратистских режимов в Донецкой и Луганской областях Украины, вмешательства в гражданскую войну в далёкой Сирии. Гибридная война против братской Украины дополняется информационной войной, возводящей виртуальные небоскрёбы ненависти, лжи и клеветы на легитимно избранные правительство, парламент и президентскую власть борющейся за свою независимость европейской страны.

Всё это говорит не о силе, а о хронической слабости правящего ныне в России эгоистического режима. Посадив огромную страну на нефтегазовую «наркотическую» иглу, он вынужден поддерживать свою популярность «маленькими победоносными войнами», отвлекающими людей от проблем повседневности. Так уже было в истории России накануне катастрофы 1917 года.

Россия – действительно великая страна. Но она может быть великой только как европейская демократическая страна, полноправный представитель европейской семьи народов. На протяжении веков Россия проводила реформы догоняющей модернизации по европейскому образцу, но деспотизм самодержавия быстро выхолащивал демократические начинания и закреплял отсталость России от передовых западных стран.

Необычайно сильная сторона русского национального характера – его высокая мобилизационная активность, проявляемая в кризисные моменты российской истории для защиты собственной страны и обеспечения её могущества. Такой мобилизационный потенциал российский историк Лев Гумилёв называл пассионарностью. Ни один европейский народ не способен терпеть такие лишения и проявлять такую самоотверженность в тяжких испытаниях, как это свойственно русскому народу. Это делает Россию способной совершать немыслимые рывки в развитии в годы авторитарных модернизаций и в периоды военных лихолетий. Но затем мобилизационная активность столь же резко идёт на спад и в стадии потребительского перерождения российское общество становится энергетически опустошённым, безвольным и слабым, пассивно-покорным иди даже агрессивно-послушным сложившейся системе отправления власти. Нынешнее шельмование либеральной интеллигенции, оскудение культуры и нравственное падение продлится недолго. С возникновением нового либерализационного цикла в Европе и США Россия снова поймёт, что так жить дальше нельзя.

Придёт новый «царь» и начнётся цикл перемен. России как воздух нужна новая демократическая перестройка, и на этот раз она вполне может стать более успешной, если будет сопровождаться европейским типом модернизации, развитием государства благосостояния и бизнесориентированным развитием экономики. Россия вновь сблизится с Евросоюзом и создаст с его помощью современную промышленность. Сегодня это кажется фантастической утопией, но история Европы и история России не раз удивляла и обескураживала прогнозистов как негативными, так и позитивными крутыми поворотами. И как бы далеко Россия не отрывалась от Европы, она всегда возвращалась в неё, чтобы стать сильнее с помощью использования европейских достижений. Я верю в преодоление нынешнего очередного раскола Европы и возврат в неё России потому, что вижу огромный, неисчерпаемый потенциал их совместного развития. И если великая европейская мечта о Европе от Гибралтара до Урала, которую провозгласил Шарль де Голь, и о Европе от Лиссабона до Владивостока не осуществится через 10 лет, то она начнёт осуществляться через 20, 30 или более лет, но это будет, и будет потому, что мы, хотя и разные, восточные и западные, но европейцы.

Ведь именно европейцы и их потомки американцы создали современную техногенную цивилизацию, непрерывно модернизирующееся общество, демократическую государственность. Европейцы научили мир промышленности, науке, систематическому образованию, парламентаризму. Они учат мир свободе и равноправию, хотя эти уроки далеко не всегда идут впрок. Они и сегодня опережают другие народы по уровню и качеству жизни основной массы населения.

Ли. Они намного опередили в промышленном отношении другие страны, в том числе Китай, и колонизировали весь остальной мир. Англичане создали Британскую империю, французы – Французскую. Бельгийцы колонизировали Конго – огромное по территории африканское государство, где живёт меньше 5 млн. человек, но имеются богатейшие запасы минеральных ресурсов, которые и добывали бельгийцы. Но затем началась деколонизация, и европейские империи распались. Эпоха империй – тот способ, которым Европа доминировала в мире, - никогда больше не вернётся, по крайней мере в былом виде. Возможно, вернётся в каком-либо другом виде, например в таком, как экономическое доминирование Китая в некоторых частях мира, но не в виде колонизации.

Лев. Империи и связанные с ними мировые войны погубили опережающее развитие Европы, отбросили её назад. Но Европа осталась Европой. Она бросила с себя имперское владычество, отказалась от бремени колониального господства, от ограбления колониальных стран и внеэкономического принуждения их народов. Конечно, замкнувшись в своих странах, европейцы стали постепенно утрачивать свою мобильность и экономическую активность на глобальном уровне. Их стали вытеснять с международных рынков. Сказались и потери от поступления дешёвых ресурсов из заморских колоний. Но мощь Европы и неограниченный потенциал её развития базируется ныне на её единстве, достигнутом путём отказа от части суверенитета отдельных стран, на огромном и свободном от барьеров европейском рынке, на колоссальном человеческом капитале её населения, на тех правах и свободах, в обеспечении которых европейцы так далеко опередили своих конкурентов, что сумели отказаться от смертной казни и обеспечить достойное существование даже находящимся в тюрьмах преступникам.

Имперское мышление и сегодня страшно вредит объединению Европы. Призрак Британской империи увёл Англию из Евросоюза, призрак Российско-Советской империи порождает враждебность многих россиян к свободной Европе, подогреваемую ксенофобской пропагандой. Призраки империй пытаются разорвать Евросоюз изнутри. Но время империй ушло, остались лишь фантомы, фантомные утопии и фантомные боли. Объединённая Европа никогда не станет империей. Она становится на международной арене одним из основных препятствий к возникновению новых империй, покорению народов и развязыванию имперских войн. Конечно, в период кризиса влияние Европы на международные отношения скорее снижается, чем возрастает.

Ли. Каково же тогда будет положение Европы в мире? Европейские страны будут становиться всё менее влиятельными игроками на международной арене. В условиях доминирования таких мощных держав, как США и Китай, и, возможно, впоследствии Индия, они будут играть второстепенные роли. К большинству европейских стран будут относиться как к обычным мелким государствам, коими они и являются. Возможно, Германии удастся сохранить определённый вес в мире благодаря численности своего населения и экономическим успехам, но она не будет активно стремиться наверх из-за по-прежнему переполняющего её чувства вины за то, что во время Холокоста немцы убили 6 млн. евреев. Определённое влияние могут сохранить и британцы благодаря своим особым родственным отношениям с Соединёнными Штатами.

Однако Европе не стоит расчитывать на многое за столом, где сидят США, Китай и Индия, даже если некоторые европейские лидеры не хотят признавать эту реальность из-за исторически сложившегося чувства собственной значимости и многолетней привычки верховодить в международных делах. В конце концов как могут страны с населением 40, 50 или 80 млн. человек тягаться со странами с населением 1,2 млрд. или 1,3 млрд. (Китаем и Индией соответственно).

Лев. По уровню своей квалификации, образованию, свободомыслию массы европейского населения значительно превосходят население Индии и Китая. В Китае, как и в Индии сотни миллионов людей всё ещё живут в условиях Средневековья. Изучая потенциал развития, нельзя сбрасывать со счетов такие факторы, как ментальность и мировоззрение, то, что я называю мироориентирующим мышлением. То, что европейцы приобрели за столетия модернизационного развития, невозможно получить за несколько десятилетий скороспелого подъёма. Поэтому даже в количественном отношении по численности участников модернизационных процессов население Европы не уступает населению Индии и Китая, а по накопленному человеческому капиталу превосходит его. К тому же Индия и Китай представляют собой замкнутые локальные цивилизации, и их влияние на международные дела не столь уж и велико.

На международной арене страны объединённой Европы выступают в тесном союзе с США и Канадой. Их объединяют общие демократические ценности и совместная борьба за реализацию этих ценностей в международных отношениях. Борьба против нарушений международного правопорядка, против терроризма, против обретения ядерного оружия агрессивными и фундаменталистскими режимами, против проявлений геноцида и репрессий по отношению к свободомыслию, против агрессивных действий в различных точках земного шара требует систематического сосредоточения усилий и активного вмешательства в процессы, происходящие на международной арене. Это обусловливает ведущее, стержневое положение альянса демократических стран Европы и Америки в решении международных проблем. Тем более, что в своей совокупности эти страны по своей экономической, технической и военной мощи значительно превосходят всех своих недемократических оппонентов.

Разумеется, со стороны этих оппонентов постоянно слышатся обвинения во вмешательстве в их внутренние дела, в то, что под видом защиты прав и свобод преследуются собственные интересы демократических государств, что блок НАТО использует своё военное превосходство, якобы угрожая суверенитету диктаторских режимов и т.д. Не всегда, конечно, действия европейцев и американцев приводят к ожидаемым результатам. Но давайте представим, каким был бы современный мир, если бы в нём господствующее положение занимали диктаторы, вооружённые ядерным оружием.

Ни Индия, ни Китай, ни нынешняя Россия не могут обеспечить такой солидарности друг с другом, как демократические страны с их гуманистической политико-правовой ориентацией. Это приводит их к геополитическому одиночеству на международной арене. Индия постоянно соперничает с Китаем в Индийском океане и Азиатско-Тихоокеанском регионе. Она является естественной союзницей США, Японии и Южной Кореи в случае, если коммунистическая олигархия Поднебесной поддастся соблазну конвертировать свой промышленно-технологической потенциал, заимствованный с Запада, в попытку повторения негативного европейского опыта претензий на установление мирового имперского господства. К тому же Индия заимствовала у Британской империи, колонией которой она являлась, институты демократии, хотя вследствие колоссального культурного, языкового и религиозного разнообразия народностей, населяющих индийскую территорию, эти институты настолько слабы, что не могут справиться ни с внутренними конфликтами, ни с архаическим разделением общества на касты. Что же касается нынешней великодержавной России, то хотя она явно проявляет попытки опереться на поддержку экономически мощного Китая в своём прискорбном противостоянии Западу, так называемый русский мир вряд ли устроит положение сателлита Китайской империи, на которую он может опуститься вследствие отсталости своей экономики. А если учесть попытки колонизации китайцами российского Дальнего Востока, то подобная перспектива вызывает паническую реакцию у самых оголтелых российских шовинистов. Столкновение геополитических интересов России и Китая возможно и в Центральной Азии.

Ли. Я пишу о неизбежном закате Европы с печалью, а не злорадством. Я предпочёл бы видеть Европу на вершине. Европейцы – высокоцивилизованные люди. Да, они были колонизаторами – французы, бельгийцы, англичане и испанцы. Но французы видели свою миссию в том, чтобы принести цивилизацию африканским народам. Англичане оставили после себя эффективные институты управления, в том числе и в Сингапуре. Благодаря им сегодня мы имеем верховенство права и говорим на английском языке, на котором говорит весь мир. Нам хватило мудрости не отвергать это наследие. Их институты управления по-прежнему эффективно функционируют… Мы должны быть благодарны англичанам за их благородный уход.

Лев. Я, как и Вы, не склонен идеализировать ни историю Европы, ни её нынешнее состояние. В её истории, как и в любой другой, было всякое. С одной стороны – застой Средневековья, инквизиция, охота на ведьм, более столетия религиозных войн католиков и протестантов, зверские расправы христиан над христианами, колониальные захваты и ограбления народов заморских территорий, столкновения империй, две мировые войны, в которые европейцы втянули человечество, нацизм, геноцид, сталинизм, тоталитаризм, угроза термоядерной катастрофы и т.д.

С другой – гуманизм Возрождения, Великие географические открытия, Просвещение, развитие предпринимательства, науки и техники, открытие и заселение Америки, продвижение идей свободы и прав человека, создание и развитие демократических институтов. Кризисы и закаты всегда сопровождали развитие Европы, отражая высокий динамизм её эволюции. И вследствие этого динамизма за этими закатами всегда следовали яркие рассветы.

Утратив свою имперскую агрессивность, европейские народы утратили и часть своей мобилизационной активности. Но несмотря на кризис и снижение конкурентоспособности на международных рынках, нынешнее состояние объединённой Европы меня больше радует, чем огорчает. Европейская семья народов, даже находясь в сложном положении вследствие накопившихся долгов, снижения жизненного уровня части населения и обострения противоречий внутри системы евроинтеграции, мужественно продолжает идти по избранному пути и пролагает себе путь в будущее. И значит, ответ на очередные вызовы истории на следующим цикле цивилизационного развития обязательно будет найден.

Соединив силы передовых наций, европейский гигант ещё только начинает подниматься во весь свой огромный рост. Да, впереди у него, как и у всей глобальной цивилизации, много тяжких проблем и кризисных ситуаций. Благополучного конца истории не будет никогда. За всяким подъёмом наступает спад. Но сама динамика европейского развития заключается в том, что каждый спад становится основанием для переоценки ценностей и создания условий для нового подъёма. А за всяким закатом закономерно наступает рассвет.

Значение объединённой Европы для нас, интеллектуалов и всех активных граждан восточной части континента, огромно. Это факел, маяк, свет в конце туннеля, компас, указывающий направление, в котором мы можем и должны двигаться. Наступит время, и мы тоже, наконец, станем настоящей Европой. Европа преодолеет раскол, обусловленный остатками тоталитарного прошлого и спокойно и уверенно устремится в будущее.